Борис Самойлов: Я не завидую тем, кто будет жить в Москве лет через тридцать. Интервью с автором "Красной книги Москвы"

Автор: Екатерина Савушкина, жительница Алексеевского района.

Все, что я хотела знать об экологии Москвы и боялась спросить, но потом все-таки спросила у председателя Экспертного Совета МГО защиты природы, ответственного редактора «Красной книги» Москвы, к. б.н. Бориса Самойлова

"– Когда выйдет приказ, мы двинем туда не ваши паршивые бульдозеры и вездеходы, а кое-что настоящее, и за два месяца превратим там все в… э-э… в бетонированную площадку, сухую и ровную.

– Ты превратишь, – сказал Тузик. – Тебе если по морде вовремя не дать, ты родного отца в бетонную площадку превратишь. Для ясности".

А. и Б. Стругацкие. «Улитка на склоне»

О зеленом поясе и горячей сковородке

В Москве масса экологических проблем, которые отражаются на здоровье людей. По онкологическим заболеваниям, например, Москва на первом месте в России. Не связано ли это с тем, что в Москве не хватает парков и зеленых зон? Сейчас в Москве зеленых зон меньше на 30%, чем предполагалось по Генплану застройки Москвы, насколько мне известно, и их будут еще урезать. Что бы вы могли сказать по этому поводу?

Все экологические проблемы, которые мы сейчас наблюдаем в Москве, в свое время были предсказаны. Наши градостроители старой школы, которые разрабатывали в свое время первый Генплан Москвы 1935 года, уже тогда закладывали в структуру города очень значительные по площади городские леса, лесопарки, парки. Было предусмотрено, что эти природные территории должны занимать примерно половину площади города. Только при этом условии можно было рассчитывать на здоровую окружающую среду и на высокое качество жизни. Они создают ту основу, которая позволяет сохранить в городе безопасный микроклимат, определенную влажность воздуха, температурный режим.

Каким образом эти зеленые кусочки, которых сейчас немного, воздействуют на нашу с вами жизненную среду? Как это работает?

По генплану Москвы 1935 года было предусмотрено создание так называемых «зеленых клиньев» и лесопаркового защитного пояса вокруг всей Москвы. Все последующие генпланы тоже предусматривали сохранение этих самых зеленых клиньев и развитие защитного пояса. Сейчас они практически полностью застроены. Остался только один – Лосиный остров и Сокольники. Лесопаркового пояса тоже не стало.

А что произошло с поясом вокруг Москвы?

Его Московская область успешно ликвидировала, отдав под дачи и под городское строительство. Теперь Москву по периметру окружают не леса и сельскохозяйственные земли, а городская застройка, коттеджные поселки и промышленные предприятия. То есть того самого окружения, которое раньше Москву обеспечивало чистым воздухом и чистой водой, больше, к сожалению, нет. Это скажется и на микроклимате Москвы, и на качестве воды и воздуха, и, в итоге, на здоровье людей.

В источниках питьевого водоснабжения Москвы вода стала очень некачественной, потому что, если раньше водосборные бассейны были покрыты лесом и из этих лесов в водохранилища впадали чистые речки и ручьи с прохладной водой, то теперь с дачных поселков течет сами понимаете что, без всякой очистки. Это люди будут вынуждены пить. Хотя теперь технические возможности позволяют что-то очищать, но как вы ни старайтесь, эти сточные воды даже в очищенном виде для здоровья вряд ли будут полезны.

Как зеленые территории могли бы помочь справиться с выхлопными газами и прочим?

Зеленые клинья создают разрывы между массивами городской застройки. Если в какой-то части города выбросы предприятий или выхлопы превышают предельно допустимые значения, то эти разрывы защищают другие районы города от того, чтобы грязь туда проникала. Это очень эффективные биологические фильтры, которые берут на себя многие загрязнения. Что особенно важно для мегаполиса, они уменьшают количество пыли в воздухе, а городская пыль – это источник переноса огромного количества заболеваний, потому что сами по себе микробы по воздуху не летают. Вообще пыль – главная транспортная составляющая для всего, что в воздухе есть вредного для здоровья людей. И вот эти зеленые площади абсорбируют пыль. Если вы в середине лета проведете пальцем по листику…

Палец будет черный.

Да, будет черный. Затем осенью листья опадают, все это возвращается в почву, и почва все загрязнения перерабатывает. Их отрицательное воздействие на живые организмы становится минимальным. Природа сама себя очищает, это известный факт, – если эту природу в городе сохранять в тех объемах, которые были предусмотрены, конечно.

В 91-м году планировалось создание сети ООПТ (особо охраняемых природных территорий), на месте промзон должны были быть созданы озелененные территории. Тогда в Москве был огромный ресурс – долины рек. Они были застроены какими-то складами, гаражами, всем тем, чего в городе быть не должно. Хотели эти долины реанимировать, восстановить околоводную растительность, пойменные луга, проложить прогулочные дороги, посадить лес.

В какой момент эти планы были забыты?

Это схлопнулось где-то в начале двухтысячных годов. Полностью накрылось, когда строительное лобби стало диктовать свои условия всем, включая руководство страны. Именно строительное лобби пробило то, что Москву расширили в два с половиной раза. Это катастрофическое для города, москвичей и всей страны решение. Не знаю, удастся что-нибудь исправить или нет.

К каким последствиям это может привести?

Оно уже привело. Москва – это не город, это огромное застроенное бесформенное пространство, где какие-то системы и в градостроительном плане, и в экологическом воссоздать будет практически невозможно. В лучшем случае можно стабилизировать ситуацию, хотя я глубоко убежден, что будет хуже и хуже. Подмосковье застраивается, леса вырубаются, Москва расширилась в два с половиной раза, да еще и в юго-западном направлении, откуда роза ветров идет. Это, конечно, крайне отрицательно скажется на микроклимате, и самое главное – на компонентах, которые формируют нам систему жизнеобеспечения. Самое ужасное, что и в Подмосковье начинается распад лесов. Сейчас идет поражение короедом-типографом целых массивов, это связано с жаркой, засушливой погодой, которая делает деревья более уязвимыми. Одна из причин в том, что огромные площади застроены, и климат стал больше похож на климат степи или лесостепи, а там ельников не бывает.

Если этот процесс будет продолжаться такими же темпами, то через пятнадцать лет начнутся экологические катаклизмы, связанные с перепадами климата – то есть Москва будет похожа на огромную сковородку. Растительность понижает температуру, а вот асфальт, стены зданий – все это накаляется, срабатывает эффект русской печки, возникает даже суховей, потому что площадь застройки измеряется теперь тысячами квадратных километров. В таких условиях, конечно, никакая природа нам не поможет. Мы сами загоняем себя в безвыходную ситуацию, при которой не только деревья, но и люди, которые на порядок выносливей любых деревьев, жить просто не смогут. Деревья первыми дают сигнал – стоп, ребята, остановитесь, но на это обычно не обращают внимания. Засохло дерево, да и бог с ним, другое посадим. А задумались бы – почему оно засохло? А потому, что среда обитания стала для деревьев непригодной. Следующим будет человек.

Какие крупные зеленые территории сейчас по-прежнему реально влияют на экологическую ситуацию в городе?

Это крупные массивы, которые сами себя защищают. Те, что занимают сотни и даже тысячи гектаров, как Лосиный остров, Измайловский лес, Битцевский лес, Кузьминский лесопарк, Серебряноборское лесничество и даже Лесная опытная дача в центре Москвы. Останкинская дубрава до ее благоустройства была относительно устойчива. Нужно отметить, что именно лесные сообщества по своим средозащитным свойствам намного эффективнее прогулочных парков, скверов и бульваров, хотя парки тоже очень важны для города.

О мангалах и дорожках

Вы упомянули Останкинский парк, я его очень люблю и часто гуляю там с сыном. Сейчас там сделали широкие дорожки, скейт-парк, детские площадки и мангалы. Как это повлияло на лес?

Раньше это был единый массив. Элементы урбанизации (площадки с твердым покрытием, широкие дорожки, фонари, какие-то сооружения) сохранялись по периферии массива, но оставалось ядро, внутри которого растения плодоносили, семена сохраняли всхожесть, появлялись молодые деревья. Там были все элементы леса, которые позволяли ему сохранять жизнеспособность. Когда же в лес ввели дорожки, площадки и прочее, его по сути искусственно фрагментировали. Туда начали проникать всевозможные городские сорняки, а это очень опасно для леса. Замена лесных трав несвойственными лесу растениями приводит к тому, что новые деревья постепенно перестают появляться, и лес превращается в древостой. Если бы люди, которые занимаются проектированием, знали об этом, то первым делом обеспокоились бы сохранением лесного сообщества в первоначально виде — как это делается, например, в Германии. У нас к лесу подходят обывательски: главное, чтобы было красиво, чтобы лес имел облик парка, чтобы жители радовались, чтобы не было никаких упавших стволов и веточек.

Чтобы глаз начальника ни за что не цеплялся...

Это губительно для Москвы, особенно потому что этой позиции придерживаются власти города, у которых есть и огромные деньги, и рабочие руки. Они в краткий срок могут уничтожить все городские леса. И восстановить эти леса в условиях мегаполиса в принципе нереально. Ни удобрения, ни что-то другое не сможет восстановить эту активность.



Представьте себе человека, приехавшего из небольшого города. Ему совершенно непонятно, зачем в городе нужны какие-то «зеленые клинья», и тем более зачем нужны гниющие стволы в лесопарке. Он и в лес-то скорее всего не пойдет. Парковых зон вполне достаточно, есть дорожки, чтобы людям гулять, есть мангальная площадка, зачем еще что-то? Я сама сталкивалась с таким мнением, и, мне кажется, иногда очень сложно что-то объяснить.

Объяснить можно только одним способом: человек все-таки чужеродное явление для природы. Природа не в состоянии переработать то, что создает человеческое общество. На генетическом уровне, я считаю, в человеке заложено стремление природу преобразовывать, и без этого стремления он бы человеком не стал. Человеку сложно видеть высокие травы по пояс или валяющийся ствол, сразу нужно убрать. Это очень глубоко засело, начиная с первобытных обществ, человек постоянно природу переделывал. И пока людей было миллиард-два, природа это выдерживала, потому что запас прочности у нее огромный. Но когда нас стало семь миллиардов, когда урбанизация захлестнула целые регионы, многие страны целиком утратили вообще природу как таковую.

О профессионалах и опавшей листве

Сейчас в Москве в парках еще и начали убирать листву – а для леса это как для ребенка молоко. Только листва дает возможность существовать тем организмам, которые позволяют растениям перерабатывать органику.

Я слышала, как уборку листвы мотивируют тем, что в ней содержатся соли тяжелых металлов и бог знает что, и если дворники не упакуют все это в мешочки и не вывезут, нам придется этим дышать. Это реально существующее мнение.

Этим теоретикам самым разумным было бы обратиться на почвенный факультет МГУ. У нас лучшая в мире школа по почвам, и обидно видеть, что при нашей высочайшей школе почвоведения эту почву губят в масштабах всей Москвы. Уборка листвы губительна для почвы, для растений и для микроклимата города. Листва прикрывает почву, и на будущий год, после первого дождя, ее не остается.

Я как раз хотела спросить – где все эти специалисты? Почему к ним не обращаются?

Обращаются к тем специалистам, которые высказывают точку зрения, экономически выгодную коммунальным службам. Вывозить листья выгодно. И поэтому выгодно обращаться к тем специалистам, которые скажут – немедленно убирайте, а то мы все здесь умрем от тяжелых металлов. Это рассматривается как заказ. Снег – это заказ на объем работы, и его убирают реагентами, листья – силами дворников, в результате мы получаем почву, на которой не только деревья, но и трава расти скоро не сможет. Коммунальщики думают, что изобрели вечный двигатель – деревья сбрасывают листья, их увозят, на следующий год все повторяется. На самом деле деревья резко уменьшили темпы роста за последние десять-пятнадцать лет. Например, обычная городская липа раньше вырастала на 25-30 см в год, теперь – на 7 см. Понемногу она превращается в полукарликовую форму.

То есть идет постоянная деградация?

Да. Уменьшилась общая зеленая биомасса – если взять и взвесить все листья, они будут весить в два раза меньше.

Деревья лысеют?

Да, и это значит, что в два раза уменьшились средозащитные свойства. По вине наших коммунальных служб. Выдерживают только молодые деревья. Старым, большим деревьям нужно больше питательных веществ, и они находятся на грани выживания. По всей Москве мы наблюдаем отмирание деревьев, которые могли бы жить десятки лет. Просто потому, что ими занимаются не специалисты по биологии видов или физиологии растений, а строительные бригадиры.

То есть решения, связанные с природоохранной деятельностью, в Москве принимают люди, среди которых нет специалистов – ни биологов, ни гидрологов, никого?

В 1960-1970-х годах, когда у нас в Москве было управление лесопаркового хозяйства, оно было целиком укомплектовано профессионалами-лесоводами. Ни на какую должность не брали без диплома лесовода. Если мы посмотрим на озеленение Москвы, то все, что осталось, было сделано в те годы. Приживаемость при озеленительных работах была 96-98%. Теперь 10-15% – это уже хорошо считается.

Сейчас есть аналог организации, которую вы упомянули?

Да, это Мосприрода. Та самая Мосприрода, где, по моему глубокому убеждению, занимаются непонятно чем, перекладыванием бумаг и освоением бюджета города.

Но там есть хоть один специалист?

Все, кого я там знал, либо уволились, либо собирались увольняться. Говорят, что невозможно в этих условиях работать, потому что сохранение зеленых насаждений в городе, чтобы они могли нормально функционировать, там никого не интересует.

Они просто игнорируют все это?

Да, все это просто игнорируется, потому что им самое главное – получить хороший заказ, освоить бюджет города и нормально заработать. А что там потом будет – их совершенно не интересует, и сегодня мы можем это наблюдать повсеместно. В основном мы видим пустопорожние работы, которые высасывают деньги из городского бюджета и никакого положительного влияния на городскую среду, на микроклимат города не оказывают.

О выхлопах и реагентах

У нас в районе (это улица Бориса Галушкина) несколько лет назад высадили сосны. Те сосны, которые росли рядом с дорогой, засохли все. В следующем дворе выжила пара деревьев. Во дворе у Лосиного острова выжили все деревья, кроме одного. Даже учитывая, что мы в Москве находимся под плотным облаком всякого ужаса – все равно удаленность от трассы имеет значение?

Конечно. Автомобиль как источник техногенного воздействия имеет определенную зону поражения. Чем интенсивнее движение, тем зона поражения больше. Действуют два фактора – выхлопы и противогололедные реагенты. Все это поднимается в воздух, образуется взвесь, и эта эмульсия оседает на ветки. Хвоя за одну зиму покрывается соляной пленкой, которая ее сжигает.

Общества защиты животных били тревогу прошлой зимой: собаки, особенно бездомные, — но доставалось и домашним, — покрывались язвами. Я пыталась выяснить у наших ЖКХ, что именно за реагенты они используют, но мне ответили только, что информации нет, просто привозят мешки. Что это за реагенты?

В любом случае это хлорсодержащие реагенты, губительные для всего живого. И если бы еще сыпали дозировано при экстремальных условиях, когда лед создает опасность. Вместо этого реагент сыплют на снег, он разжижается, поднимается в воздух, травит все живое, – в общем, все довольны. По технологиям положено сначала убрать снег и только потом чуть-чуть подсыпать реагенты. Тогда автомобили, при отсутствии большого количества воды, в воздух эту штуку не поднимают. Мы специально смотрели: когда на МКАДе ночью машины идут на больших скоростях, зона поражения вверх – до тридцати метров. Мгла. Поезжайте по МКАДу весной, посмотрите. В Кузьминском лесопарке, например, сосны все сожжены, березы все сожжены. Москва – единственный город, который сыпет эти противогололедные реагенты в таком количестве, нигде в мире такого нет.

Почему не перенять в Москве опыт других мегаполисов мира, где эти проблемы все же как-то решаются?

Вообще по степени воздействия на окружающую среду Москве аналогов нет. Сейчас объясню, по какой причине. В любом большом городе, – хоть Берлин возьмите, хоть Лондон – люди живут либо в многоквартирных домах, либо в коттеджах. У нас каждая вторая семья имеет загородный дом, дачу, – то есть отбирает у природы пространство и в городе, и за городом, и еще на своем автомобиле курсирует туда и обратно. У биосферы отнимается пространство: там мог бы расти лес, а там крыши и асфальт. Если в городе мы живем друг у друга на головах, то там каждая семья занимает минимум шесть соток. Вокруг Москвы огромные вырубленные застроенные пространства. Самое ужасное, что ни власти города, ни власти государства не знают, как они будут выбираться из этого заколдованного круга.

Почему, несмотря на очевидное нарастание экологических проблем, рост мегаполиса продолжается? Можно ли каким-то способом его контролировать?

Все, у кого есть хоть мало-мальские деньги, ставят целью всей жизни переехать в Москву. Правительство это поощряет, строители получают сверхприбыли, город чрезмерно разрастается, деньги можно потратить на метро и на дороги, и все повторяется по кругу. Необходимо, чтобы людям было выгодно жить и в других городах, не только в Москве, и даже в сельской местности. А у нас создали искусственно условия, при которых Москва намного выше другого города по всем показателям, — кроме здоровья, конечно.

Через Москву проходит семьдесят процентов грузов страны. Вместо того, чтобы сказать: давайте разгрузим Москву, другие города должны быть задействованы, — президент страны говорит: давайте строить вокруг Москвы ЦКАД. И они строят ЦКАД. Считается, что при строительстве будут вырублены десятки тысяч гектаров леса и все это пройдет бесследно. В Новой Москве сейчас вырубаются огромные площади хвойных лесов. И проблема даже не в том, что площадь уменьшается, а в том, что происходит фрагментация – как только массив леса расчленили на отдельные пятачки, лес теряет устойчивость и деградирует.

Понимаете, если лес, к примеру, сгорел – вы сразу видите, что это катастрофа. А здесь все происходит постепенно. Вот сейчас он есть, а через пятнадцать лет вы уже виноватых не найдете, они ушли на пенсию. Итог будет очень печальный. Я не завидую тем, кто будет жить в Москве лет через пятьдесят, даже через тридцать.

Государственная политика у нас в целом антиприродная. Москва – пример для всей страны, и то, что происходит в Москве, говорит о том, что природе всей России не поздоровится.

О том, что со всем этим делать

Что должно произойти для того, чтобы ситуация изменилась? Я знаю огромное количество людей, которых беспокоят эти проблемы: жители протестуют против застройки храмовыми комплексами, против того чудовищного благоустройства, которое у нас на Лосином острове происходило. Но они ничего не могут сделать.

Способ только один. Взять тот же Берлин. Я в свое время встречался с руководителями этого направления в Берлине, и они сказали мне: «Вы не обольщайтесь. Мы тоже потратили больше 30 лет, чтобы чего-то добиться». С чего они начали? Благодаря тому, что в руководстве города оказались достаточно просвещенные люди, они смогли добиться того, что был создан институт экологии Берлина, и руководство города сказало: «Вот, это экологическая наука. Вы разрабатываете, что и как делать, а мы будем выполнять, поскольку наука лучше знает, что и как». Институт экологии Берлина всерьез занялся сохранением биологического разнообразия, восстановлением природных сообществ в Берлине. И руководство города, когда со всем этим ознакомилось, сказало: «Вот это для нас как раз будет то направление, которого мы будем придерживаться». Но вот чтобы Собянин мог это сказать — вы меня извините, я никогда не поверю, что человек с таким уровнем культуры и знаний мог бы всерьез заниматься экологией Москвы. Для него это совершенно не значимое направление, на которое он даже отвлекаться не будет. Вот метро бы построить, это другое дело.

В Берлине, насколько я понимаю, произошла обратная ситуация — рыба перестала гнить с головы, и поэтому что-то начало происходить, правильно?

Ну, их жизнь заставила все это дело на себя принять. И сейчас, кстати говоря, как бы мы к Евросоюзу ни относились, но в смысле экологии они на две головы выше нас. Хотя в свое время Москва была с ними примерно на равных.

Неужели?

Да, именно так. Теперь они на две головы выше нас. Сейчас они заняты сохранением биоразнообразия в городах, и рассматривают это как индикатор качества жизни людей. Они рассуждают, что если в городе цветут цветы, поют птицы, летают стрекозы, вода чистая, рыба плещется в реке — значит, и людям хорошо. И жизнь показывает, что это так и есть. Благодаря ООПТ — таким вот, как Лосиный остров — мы сейчас бы могли быть не совсем на последних местах. Хотя в Лосином острове проложили асфальтовую дорожку для велосипедистов, да? У нас там было единственное место в Москве, где гнездилась очень редкая хищная птица — осоед. И, естественно, жить он тут не сможет, потому что где он охотиться-то будет? Там велосипедисты. Одно место было в городе, где этот вид еще мог жить, и теперь его нет. Из-за таких глупых, непродуманных решений Москва все ниже и ниже скатывается.

Жуткая картинка получается у нас с вами, безысходная какая-то.Как бы мы могли завершить наш разговор в позитивном ключе?

Я думаю, нужно брать положительные примеры и учиться на чужих ошибках. Вот в Европе угробили в свое время природу — и они сейчас не жалеют сил и средств, чтобы хоть что-то сохранить. А мы, располагая огромным богатством, — я имею в виду и Лосиный остров, и Измайловский лес, и Битцевский лес, и достаточно высокое биологическое разнообразие города — мы это сейчас уничтожаем, не вникая даже в суть проблемы.

Ну ладно, будем надеяться на лучшее, может быть.

Хотелось бы, хотелось бы. Но если поглядеть на наших городских руководителей, особых надежд нет.

Фото: автора, Пелагии Беляковой, Бориса Самойлова

Оригинал: http://snob.ru/profile/28474/blog/91861